Александр Дюма
Александр Дюма (24 июля 1802 — 5 декабря 1870) — французский писатель, чьи приключенческие романы сделали его одним из самых читаемых французских авторов в мире. Также был драматургом и журналистом.
В начале 1820-х годов во Франции происходили бурные споры о формах и содержании нарождавшейся романтической литературы, соответствовавшей духовным запросам XIX века. Сравнительно небольшая группа поэтов и прозаиков во главе с Виктором Гюго объявила себя приверженцами нового направления во французской литературе. Прогрессивное течение романтизма выражало собой оппозицию передового французского общества феодально-дворянской реакции времён Реставрации. Среди романтиков оказался и Александр Дюма, который первым добился большого успеха и полного признания своего драматургического таланта как автор исторической драмы «Генрих III и его двор». «Генрих III» — историческая драма, в которой автор развенчал культ монархической власти, была поставлена в 1829 году на сцене театра Французской Комедии. Читать далее…
Предлагаем скачать и прочитать избранные романы Александра Дюма в форматах epub или fb2.
Произведения
Ашборнский пастор
В произведении рассказывается о мучительном умирании судейского чиновника средней руки. Повесть широко признана одной из вершин мировой литературы и величайшим свершением Толстого в области малой литературной формы.
Граф Монте-Кристо
«Граф Монте-Кристо», один из самых популярных романов Александра Дюма, имеет ошеломительный успех у читателей. Его сюжет автор почерпнул из архивов парижской полиции. Подлинная жизнь сапожника Франсуа Пико, ставшего прототипом Эдмона Дантеса, под пером настоящего художника превратилась в захватывающую книгу о мученике замка Иф и о парижском ангеле мщения.
Асканио
Материал для романа «Асканио» Дюма почерпнул из автобиографической книги прославленного скульптора и ювелира эпохи Возрождения Бенвенуто Челлини. Поставить на карту не только собственное благополучие, но и саму жизнь ради счастья молодых влюбленных – своего ученика Асканио и прекрасной Коломбы – такой поступок в духе великого художника и благородного человека.
Три мушкетера
Проходят столетия, но не стареют мушкетеры – герои бессмертного романа знаменитого французского писателя Александра Дюма. Неистощимая выдумка и отчаянная храбрость, благородство и готовность пожертвовать собой ради друга – эти качества Атоса, Портоса, Арамиса и д’Артаньяна неизменно привлекают читателей романа и зрителей многочисленных его экранизаций.
Двадцать лет спустя
Блистательный роман Александра Дюма — отца «Двадцать лет спустя» написал вслед за его известными «Тремя мушкетерами». В нем столько же остроумия, занимательности и неожиданных поворотов, как и в первой книге трилогии. Наряду с вымышленными героями в романе действуют подлинные исторические лица.
Графиня де Монсоро
Действие романа знаменитого французского писателя Александра Дюма происходит в эпоху гугенотских войн, во времена правления Генриха III. Но исторические события – описанные ярко и убедительно – являются лишь фоном сложной любовной интриги. Коварству, развращенности и лицемерию королевского двора автор противопоставляет благородство, искренность и верность бесстрашного графа де Бюсси и его возлюбленной Дианы.
Королева Марго
«Королева Марго» – один из самых знаменитых романов Александра Дюма, давно уже ставших классикой историко-приключенческой литературы. Франция, шестнадцатый век, эпоха жестокой борьбы между протестантами и католиками, изощренных придворных интриг и трагической любви королевы Марго, поневоле ставшей участницей чужих политических игр.
Завещание господина де Шовелена
В произведении рассказывается о мучительном умирании судейского чиновника средней руки. Повесть широко признана одной из вершин мировой литературы и величайшим свершением Толстого в области малой литературной формы.
Сорок пять
Роман является завершающей частью трилогии, в которой рисуется история борьбы Генриха Наваррского за французский престол.
Усыпальница Людовика Святого
Посреди развалин римского Карфагена возвышается сооружение, похожее на арабский марабут; это гробница Людовика Святого. Вне всякого сомнения, такую форму ей придали намеренно: не усмотрев отличия между гробницей французского святого и гробницей святого мусульманского, арабы должны были чтить в равной степени и ту и другую.
События не обманули предвидения архитектора. Ныне в регентстве Туниса Людовик Святой является почти столь же чтимым марабутом, как Сиди-Фаталлах или Сиди-Абд-эль-Кадер.
Скажем несколько слов о благочестивой смерти, увенчавшей столь великую жизнь. В нашем «Путешествии на Синай» мы рассказали о крестовом походе в Египет, где Людовик IX потерпел поражение, которое было славнее любой победы. Покидая Святую землю, он поклялся, что вернется во Францию лишь на краткую передышку. Передышка затянулась: она длилась с 1255 по 1270 год. Людовику IX требовалось навести порядок в своем королевстве, он был болен, измучен, ослаб и не мог больше носить ни щит, ни латы, у него едва хватало сил приподнять меч — для завоевателя этого было уже недостаточно, зато для мученика хватало с избытком.
Поэтому, отбывая из Франции, он составил завещание: Агнессе, самой младшей из своих дочерей, он оставил десять тысяч ливров на замужество; что же касается троих своих сыновей, то он взял их с собой. Его сопровождали четыре или пять королей, за ним следовали самые знатные вельможи на свете: Карл Сицилийский, Эдуард Английский, короли Наварры и Арагона. Женщины оставили свою прялку и последовали с мужьями за море: графиня Бретонская, Иоланда Бургундская, Жанна Тулузская, Изабелла Французская, Амелия де Куртене.
Своей дочери Агнессе король оставил десять тысяч ливров, а своей жене, королеве Маргарите, — четыре тысячи, и эта «милая добрая королева, исполненная величайшей простоты», как сказал Роберт де Сенсерьо, и не просила большего.
Людовик IX взошел на корабль в Эг-Морте во вторник 1 июля 1270 года и приплыл к берегам Туниса в конце того же месяца.
В это время один мавританский государь отстраивал Карфаген, ибо то была эпоха, когда мавританская архитектура творила чудеса в Испании. Несколько домов уже стояли среди руин, и недавно законченный дворец возвышался на холме Бирса.
Людовик IX высадился, несмотря на угрозы мусульманского государя перерезать всех христиан, какие отыщутся в его владениях. Но не для того крестоносцы прибыли из таких дальних краев, чтобы отступить перед угрозой. Те, кто явился искать мученической смерти, не могли дрогнуть под страхом мученичества других.
Первая атака обрушилась на Карфаген — несчастный, едва воскресший город, труп, который восстал из могилы и который вынуждали туда вернуться. Город был взят, дворец захвачен; крестоносцы расположились на возвышенности, откуда были видны и Тунис, и море, и местоположение Утики вдалеке.
Тунис был укреплен, воинственное население Туниса составляли сто пятьдесят тысяч человек, Тунис можно было атаковать лишь после того, как французский король соберет все свои силы: в ожидании короля Сицилии пришлось окопаться на перешейке и ждать.
Дело было в начале августа: пылающее небо нависало над раскаленной землей; камни, разбросанные на поверхности земли, словно останки наполовину выкопанного из могилы города, отражали солнечные лучи, а море казалось расплавленным свинцом.
Мавры изобрели необычные метательные орудия: вместо того чтобы метать дротики и камни, они выбрасывали навстречу ветру, дующему из пустыни, тучи песка. Ветер гнал эти обжигающие частицы к лагерю крестоносцев: лил огненный дождь.
Тем временем в войске вспыхнула заразная болезнь; люди умирали сотнями; начали хоронить мертвых, но руки живых вскоре устали, и тогда трупы стали просто кидать в лагерные рвы.
Смерть не делала различий: граф де Монморанси, граф де Немур и граф де Вандом заболели и скончались; на руках короля сник и умер его любимый сын, герцог Неверский. В минуту кончины сына отец почувствовал, что поражен болезнью и он сам.
Почувствовать себя пораженным болезнью было равносильно предупреждению о необходимости готовиться к смерти. Бедствие не знало жалости, и Людовик не строил себе никаких иллюзий. Он лег, но, будучи уверен в том, что ему больше не подняться, лег на ложе из пепла.
Было это утром 25 августа. Людовик вытянулся на земле, скрестив на груди руки и устремив глаза к небу. Умирающие, но пока еще не настолько ослабевшие, как их король, дотащились до него и образовали круг. За этим первым кругом выстроились солдаты, остававшиеся в добром здравии: они стояли с оружием в руках.
Вдалеке, на лазурном зеркале моря, показалось что-то вроде стаи серебристых и розовых чаек — то были паруса флота короля Сицилии.
Людовика причастили; он приподнялся на коленях, встречая Бога, который спускался к нему в ожидании, пока он сам отправится к Богу. Затем король снова лег и застыл, наполовину прикрыв глаза и тихо молясь.
Внезапно он приподнялся без посторонней помощи, глубоко вздохнул и отчетливо произнес такие слова: «Господь, я войду в твой дом и буду поклоняться тебе в твоем святом храме». И тут же упал, испустив дух. Было три часа пополудни.
Сицилийский флот приблизился настолько, что можно было расслышать радостные звуки фанфар, возвещавших о его прибытии. Когда Карл причалил, его брат уже два часа как был мертв. Он потребовал отдать ему внутренности святого короля и получил их; они находятся в обители Монреале близ Палермо. Сердце же короля и его останки были доставлены во Францию.
В течение 560 лет ничто не указывало благочестивому французскому паломнику место, где скончался Людовик Святой; там не стояло никакого креста; эта вражеская и вероломная земля, похоже, отказывалась хранить след столь знаменательного события.
Однако около 1820 года по приказу короля Карла X начались переговоры между французским консульством и беем Хусейном. Франция желала воздвигнуть алтарь на том месте, где так долго отсутствовала гробница.
Разрешение от бея на это было получено, но тут случилась революция 1830 года. На трон взошел Луи Филипп. Он тоже был потомком Людовика Святого. Воспользовавшись обстоятельствами, он направил архитектора с приказанием отыскать место, где святой король испустил последний вздох, и возвести на этом месте гробницу.
Однако напрасно г-н Журден — таково было имя архитектора, на которого возложили столь благочестивую миссию, — так вот, повторяю, напрасно г-н Журден пытался отыскать что-либо определенное в рассказах историков и расплывчатых легендах веков. Он и Жюль де Лессепс удовольствовались тем, что выбрали самое красивое, самое заметное место, где им самим хотелось бы умереть, окажись они в положении святого короля, и в облюбованном ими месте была воздвигнута гробница.
Она расположена на холме, куда поднимаешься, спотыкаясь о смешанные обломки мрамора и мозаики. Возможно, архитектору и Жюлю де Лессепсу помог случай, и эти обломки являются развалинами дворца, лежа у дверей которого суждено было умереть Людовику Святому.
Во всяком случае, нет ничего восхитительнее картины, открывающейся глазам паломника, который в задумчивости садится там, где, возможно, лежал умирающий Людовик Святой.
На севере — сияющее в лучах солнца море; на востоке — Свинцовые горы, темные и мрачные, под стать своему названию; на юге — Тунис, белый, будто высеченный в меловом карьере город; на западе — долина, вздыбившаяся круглыми холмами, на вершине которых вырисовываются марабуты и арабские деревни. И еще эхо, повторяющее имена Дидоны, Энея, Ярбы, Магона, Гамилькара, Ганнибала, Сципиона, Суллы, Мария, Катона Утического, Цезаря, Гензериха и Людовика Святого.
Мы вошли за ограду, которой обнесено это сооружение. Помнится, я говорил уже, что по форме гробница напоминает арабские марабуты. Возможно, как мы опять-таки говорили, на такую предосторожность архитектора подтолкнуло знание страны.
Стены ограды покрыты вделанными в них обломками: это обломки ваз, колонн, статуй. Среди этих фрагментов — прекрасно сохранившийся, дивной работы торс статуи.
Внутренность гробницы покрыта резьбой на арабский манер. Рисунки соотносятся с теми, что украшают Альгамбру в Гранаде и Алькасар в Севилье, так же, как стиль Людовика XV соотносится со стилем Ренессанса. Я справился у сторожа, старого французского солдата, кто выполнил эту резьбу, и он ответил, что это работа тунисского художника по имени Юнис.
Внутри здания смотреть особо не на что, зато, быть может, есть о чем подумать; однако трудно думать в присутствии пяти или шести человек. Сегодня, когда я пишу эти строки у себя в кабинете, за своим письменным столом, среди уличного шума, на перепутье между тем, что осталось в памяти от вчерашнего дня и событиями сегодняшнего дня, я многое бы отдал, чтобы часа два спокойно поразмышлять в одиночестве у дверей гробницы Людовика Святого.
Мы спустились обратно на берег. Казалось, все живое вымерло среди окружающих развалин. Нет ни единого жаворонка в полях, ни единой чайки на морском берегу; тут царит не только бесплодие, но и проклятие, здесь погребен город, останки которого выступают из земли; кое-где проглядывает узенькая полоска плодородной почвы, отвоеванная земледелием у всех этих древних обломков: на этой полоске земли полуголый араб погоняет двух маленьких тощих волов, запряженных в плуг античной формы. У береговой кромки, следуя движению волн, перекатываются, подобно хрупким тростинкам, колонны белого и красного мрамора; то тут, то там на поверхности моря возникает черный островок, некое старинное сооружение — его с нескончаемым, терпеливым ропотом вечности гложет море; наконец, весь этот унылый пейзаж венчает мавританская деревушка Сиди-Бу-Саид О! Признаюсь, тут я страшно пожалел, что наши два художника остались в Тунисе. Как Жиро с его острым, всеохватывающим взглядом набросал бы эту чудесную картину; как Буланже с его глубокой, меланхоличной душой слился бы с этой великой скорбью!
Я отошел в сторону, чтобы уединиться, и лег у берега моря, которое вот уже тысячу лет перекатывает колонны из яшмы и порфира, словно вырванные с корнем водоросли; у берега моря, которое будет перекатывать их, быть может, еще тысячу лет. И мне почудилось, будто в несмолкаемом шуме волн я услышал стон минувших веков! Какой живой город может похвалиться тем, что он населен так, как твои руины, Карфаген! Чей голос, каким бы мощным он ни был, может похвалиться такой громозвучностью, как твое молчание!
Не знаю, сколько времени провел я так, сближая два берега Средиземного моря, соединяя в одной и той же грезе Африку и Европу; воскрешая в памяти Париж с его шумом, балами, спектаклями, с его культурой; спрашивая себя, что делают мои друзья, что делаете Вы, сударыня, пока я думаю о Вас со смутной и сладостной грустью путника, — как вдруг услышал зов Александра.
Подобно человеку, который наполовину дремлет и чувствует, что его сон ускользнет от него при пробуждении, я сначала не ответил; я был похож на того, кто, отыскав сокровище, нагружает на себя столько золота, сколько может унести: так и я наполнял свое сердце печалью, а память — воспоминаниями.
В двадцати шагах от меня послышались два выстрела, и в то же время в двух или трех различных местах прозвучало мое имя. На этот раз нельзя было не ответить на зов: обо мне начали беспокоиться. Я встал и в свою очередь закричал, размахивая платком.
В конце мола, расположенного примерно в четверти льё от нас, подавала сигналы лодка. То был ялик капитана «Монтесумы», приплывший за нами; нас ожидали на борту к завтраку.
Мы проследовали по старинной разрушенной набережной; затем обогнули два огромных провала, на дне которых среди нескольких тростинок барахтались в грязи три или четыре болотных кулика.
Эти два провала, по словам ученых, были древней гаванью древнего Карфагена, ширина входа в которую со стороны моря составляла шестьдесят футов и которая запиралась железными цепями. Первый провал был торговой гаванью, второй — военной.
О! Если бы у меня не было опасения наскучить Вам, сударыня, с каким удовольствием я процитировал бы Полибия, Саллюстия, Страбона, Аппиана, доктора Шоу и доктора Эструпа!
Однако, признаться, с еще большим удовольствием я готов поведать Вам, что именно здесь взошел на корабль Юсуф, которого Вы прекрасно знаете, — наш храбрый и остроумный Юсуф, — а случилось это прекрасным октябрьским вечером 1830 года, после некоего приключения, о котором, право, не знаю, следует ли мне говорить теперь, ведь Юсуф недавно женился, словно самый простой смертный, на юной, прекрасной и остроумной парижанке.
Но, честное слово, путешественники всегда так нескромны, а поскольку именно по этой причине они и занимательны, я, признаюсь, предпочитаю скорее быть нескромным, нежели скучным.
Однажды французский консул г-н Матьё де Лессепс увидел, что в консульство явился красивый молодой человек лет двадцати — двадцати двух, облаченный в арабский наряд, который ему пришлось носить чуть ли не с рождения, хотя рожден он был в Ливорно или на острове Эльба. То был Юсуф, любимец бея и один из офицеров баш-мамелюка. Как в «Тысяче и одной ночи», смиренный раб осмелился поднять глаза на принцессу Кабуру, дочь бея Хусейна.
Со своей стороны принцесса Кабура, опять-таки как в «Тысяче и одной ночи», снизошла до того, что удостоила взглядом своего смиренного раба.
К несчастью, на пути к соединению двух влюбленных стояло множество препятствий, существующих на Востоке. В итоге в первый же день, когда молодой офицер проник в комнату принцессы, его застал там один раб. Раб доложил обо всем, что он видел, бею, и бей заставил его подписать показания.
Выйдя из покоев бея, раб должен был пройти мимо комнаты Юсуфа. Юсуф поджидал раба. Он перехватил его по дороге, увлек в свою комнату и закрыл за ним дверь. Послышался звон оружия, крики, потом все смолкло.
Через два часа принцесса Кабура получила корзину цветов. Подняв цветы, она обнаружила под ними руку, язык и глаз. К этому необычному подарку была приложена следующая записка:
«Посылаю Вам глаз, который подсматривал за Вами, язык, который предал Вас, руку, которая донесла на Вас».
Что же касается Юсуфа, то он не стал дожидаться ответа принцессы и, как мы уже говорили, укрылся в консульстве.
Господин Матьё де Лессепс поспешил отправить Юсуфа, которого он давно знал и очень любил, в Марсу, в свой загородный дом, расположенный на берегу моря, а затем поручил своему сыну Фердинанду де Лессепсу, ныне послу в Мадриде, позаботиться об отплытии беглеца.
Через три дня к берегу причалила лодка с корвета «Байоннез», чтобы забрать Юсуфа. Но берег охраняли; Юсуфа хотели арестовать, и он, хотя и был один против десяти, выхватил свой ятаган, собираясь воспользоваться этим арабским оружием, которым так отлично умел владеть.
Господин Фердинанд де Лессепс остановил его, встав между ним и береговой охраной, так что Юсуф под покровительством сына консула смог сесть в лодку. Письмо, данное ему г-ном Матьё де Лессепсем для маршала Клозеля, открыло перед ним карьеру, которую он прошел с такой славой.
Возможно, рассказанная мною история не более чем легенда, однако в Тунисе ее считают подлинной.
Прочитать и скачать остальные произведения можно здесь.
